Читаем без скачивания Импортный свидетель [Сборник] - Кирилл Павлов

Группа бывших узников концетрационных лагерей объявила сидячую забастовку, потребовав возобновить судебное разбирательство по делу Клауса Барбье — бывшего начальника гитлеровской тайной полиции в Лионе. Годы страданий и лишений были за плечами демонстрантов. Во время войны они подверглись «медицинским экспериментам» в Освенциме.

16

Медленно стал гаснуть свет, свидетельствуя о том, что мне велят лечь спать. Но я — еще позволил себе помечтать перед сном, как говорится, помахать руками после драки. Что было бы, если бы я…

И поплыли заманчивые картинки того, как я оттолкнул бы своего охранника, вскочил бы за руль «кадиллака», взял бы с места бешеную скорость и помчался бы, запутывая своих преследователей.

Звучали бы выстрелы. А может, и не звучали бы. Зачем привлекать внимание обывателя? Ведь ловят советского, надо делать все тихо. И быстро оторвавшись от погони, я летел бы, но куда?

Это действительно вопрос. Вот если бы около «кадиллака» стоял Кудинов, то можно было бы успеть втолкнуть его в машину и, носясь с ним по городу, все ему рассказать. И тут я осекся: во-первых — «если бы да кабы», а во-вторых — даже если бы это и произошло, то разве не доказал бы Федерик еще раз свою прозорливость, установив рацию в машину, чтобы узнать, о чем мы говорили, или не взлетела ли бы она на воздух, да так, что и наших останков бы не нашли. А потом оказалось бы, что бомбу подложили террористы.

Федерик подстроил бы все так, чтобы нашлись свидетели, видевшие нас в аэропорту, где мы покупали билеты в Соединенные Штаты. С него станет. Нет, пусть все будет, как было.

Только бы Кудинов все понял…

Чего же все-таки боятся эти люди? Ведь все уже знают, что на дне Атлантического океана свалка оружейного мусора. Неужели они думают, что я полезу под воду изучать эту свалку и буду таким образом в своих статьях, даже если я и Вождаев, клеймить мировой империализм? Не клеймить надо — спасать планету, и как можно быстрее. Что может быть опасней оружия, могущего уничтожить сперва жизнь в океане, а потом на планете!

Я присел на кровати и подумал: какая это пытка, когда не дают записывать свои мысли. Меня лихорадило. Я хотел сейчас же с кем-то поговорить. С кем?

В этой клинике содержится боцман. Встречу с ним мне обещал Федерик. Значит, если я его разыщу тотчас же, я не сделаю большого преступления. Мне он нужен сейчас.

Я потихонечку встал, забыв, что, может быть, за мной наблюдают, и пошел к той запертой двери, через которую постоянно выходил Федерик, входила горничная, старуха фрау Гильда и я, когда меня возили на свидание с Кудиновым.

Помнится, в коридоре было очень много не исследованных мною дверей. Все они обшиты черным мореным дубом и производили внушительное впечатление. Ни одного звука не доносилось из-за них.

Теперь я был уверен, что за одной из этих дверей помещалась старуха, а за какой-то другой — боцман. Но как туда попасть, как открыть дверь в коридор?

Достав перочинный нож, я постарался что есть силы отогнуть язычок замка, который не поддавался. Но я поставил лезвие ножа таким образом, что можно было сдернуть язычок с петельки, и с силой дернул. Дверь открылась…

Я прислушался. Вокруг было тихо.

В коридоре на темной стене чернели шесть дверей с одной стороны и шесть с другой. Я твердо решил сперва попробовать, не откроются ли они просто от нажатия ручки, и смело взялся за первую попавшуюся, ту, что была по левую руку от меня. Она отворилась стремительно — видимо, там встроена была пружина, — и я увидел медицинский кабинет, уставленный белой мебелью, холодильными шкафами с прозрачными дверцами. Пахло, как всегда пахнет в больнице.

В комнате находились двое. Высокий крепкий мужчина, тот, что копировал мой голос на магнитофон, и хорошенькая девица в белом халате. Она готовила шприц.

— А вот и наш пациент, — сказал он и, подойдя ко мне, одним легким движением сорвал с меня рубаху.

Я не успел ничего даже сообразить, как тонкая игла без боли вошла в мое тело. Я почувствовал тепло и необыкновенно хорошее состояние духа. Ни к какому боцману идти после этого уже не хотелось и приключений не хотелось тоже. Я присел тут же на стул и только подумал: «Надо же, они меня ждали».

Захотелось спать. И все-таки для порядка я решил, выходя отсюда, ткнуться якобы по ошибке в дверь напротив, чтобы хотя бы знать, открыта она или нет. Ведь завтра укол пройдет, любопытство и желание найти истину возьмут верх, а из двенадцати будут опробованы уже две двери. Но повезло даже больше, чем я рассчитывал: выйдя из коридора, я нарочно пошел не в ту сторону и перепробовал все шесть дверей на противоположной стороне. Все они, кроме последней, были заперты. А последняя хоть и подалась, но там было темно, и я ничего не разглядел, хотя интуитивно и почувствовал, что там жили.

И тут я совершенно отключился.

1) Исследователям медицинского факультета университета Кибо в Японии удалось благодари манипуляциям с хромосомами влиять на выбор пола ребенка при искусственном оплодотворении.

2) В прибрежных водах вблизи Японии был пойман осьминог, который имел не восемь щупалец, а двадцать пять! Ученые не берутся утверждать, что это какой-то новый вид. Воды в заливе вблизи Исе сильно загрязнены промышленными отбросами, поэтому высказывается мнение, что пойманный осьминог, скорее всего, мутант (в результате воздействия на морских обитателей сложных химических веществ).

17

Утром я проснулся и обнаружил, что нахожусь в удивительном мире: все предметы были покрыты какой-то радужной окантовкой, как в тот день, когда Федерик привез меня в клинику и я получил удар под ложечку. Я замер в оцепенении и долго протирал глаза. Я посмотрел на свет свою руку: она была похожа на кусок алмаза, и все вокруг казалось красивым, настроение было прекрасным, тело наполнилось приятной истомой, и хотелось поваляться здесь подольше и спать, спать для удовольствия.

И вдруг посреди всех описанных ощущений я вспомнил, что есть долг, я обязан идти туда, к дверям, и все исследовать, а не просто сидеть взаперти, изображая из себя узника и борца за справедливость. Я обязан действовать, даже если за мной и наблюдают.

Я решительно встал на пол, оделся и направился к двери, которая сегодня открылась ножичком столь же легко, как и вчера, и пошел по коридору, который уже не показался мне таким сумрачным и странным, как вчера ночью.

Вот эта дверь, слева. Я уже знал — это кабинет врача, где мне вчера сделали против моей воли инъекцию. Естественно, что я не стал открывать ее. А вот и эта, шестая дверь. Она вчера подалась, и на меня пахнуло чем-то живым. Я решительно отворил ее, но, как и вчера, никаких признаков света не обнаружил. В комнате царил мрак. Я стал ощупывать стену возле двери, надеясь найти выключатель, оступился, потерял равновесие, выпустил дверь, которая мгновенно и бесшумно за мной захлопнулась, и я оказался в ловушке. Как только дверь захлопнулась, комнату озарил холодный искусственный свет. Прямо передо мной стоял на кровати, и оттого казался громадным, человек в матросской тельняшке с рыжей, плохо ухоженной бородой. Он молча смотрел на меня.

Я машинально приветствовал его. Он вдруг истошно завопил и так же внезапно смолк, после чего снова уставился на меня. Он смотрел мне прямо в глаза не мигая, и от этого взгляда и возгласа мое сердце сковал холод.

Продолжая смотреть на эту фигуру, я отодвинулся в сторону от его безумного, испепеляющего взгляда. И что самое жуткое: фигура не повернула голову, а продолжала смотреть, как смотрела бы в сторону скульптора.

Я бегло, не сводя взора с неподвижной фигуры, стал осматривать комнату. Она была достаточно вместительной: кроме низкого и широкого ложа, в ней не было ничего. Стены ее были обшиты поролоном. Я читал, что в таких условиях содержат сумасшедших, да и дверь изнутри не имела ручки, следовательно, могла быть открыта лишь снаружи.

Но если это сумасшедший, в комнате должен быть звонок для вызова персонала или санитаров, когда это чрезвычайно нужно. Убедившись в том, что звонок существует, я успокоился, подошел к фигуре и, найдя своим взглядом его взгляд, в ту секунду, когда зрачки наши встретились и во взоре его промелькнуло наконец что-то осмысленное, сказал:

— Здравствуйте, не бойтесь, я друг.

Громадная фигура вдруг упала на колени и заплакала.

Я отскочил, а незнакомец поднялся и приблизился ко мне.

— У тебя головка не болит? — спросил он.

— Нет, а что? — машинально сказал я.

— Да понимаешь, пичкают лекарствами, лечат, спасибо им, а утром головка болит. Тебя тоже лечат.

— А как вы узнали?

— А по тапочкам. Тут нас человек сто пятьдесят проходят курс адаптации.